..:: SAAB FAQ :: Истории и СААБайки :: От AeroStefa :: Утро Вдовы ::..

Без реверансов

...Очнувшись утром 9-го марта 2003-го года, московский СААБер Виктор Олегович Змездин охуел. Сначала Змездин осознал себя сидящим на холодном каменном бордюре. Руки Виктора Олеговича плотно охватывали крепкий арбуз головы, мясистые пальцы в золотых печатках тонули в плотном ежике волос, будто кто-то веером рассыпал сосиски на газоне golf course. Ноги Змездина, обутые в добротные заграничные ботинки, упирались в серый утренний асфальт какой-то дороги. Надо сказать, что само по себе такое пробуждение не могло удивить Виктора Олеговича, поскольку он был что называется мужик тертый. Подумаешь хуйня, проснуться на дороге, эка невидаль, вчера же Восьмое Марта праздновали на работе, сам Бог велел, женский же праздник, в конце концов, не хуй собачий. Тем более даже ботинки не заблеваны. «Интересно, где на этот раз?», - подумал Змездин, поднял больную голову и осмотрелся. Результаты осмотра его неприятно удивили - Виктор Олегович сидел на обочине Ленинградского проспекта, спиной к памятнику Эрнсту Тельману неподалеку от станции метро Аэропорт, ровно в ста пятидесяти шести шагах от собственного подъезда. Никогда раньше автопилот его так не подводил, если уж доводил до метро, то должен был довести и до дома, а тут всего сто пятьдесят шесть шагов и - в отключку. «Старею», - подумал Змездин. Тут Виктор Олегович поймал себя на мысли, что не только этот печальный факт является причиной его нарастающей тревоги, а беспокоит его что-то на границе его, СААБера Змездина, периферического зрения. То есть это был Аэропорт, но не тот Аэропорт, а какой-то новый, непривычный Аэропорт. Федот, да не тот. Мощная шея повернулась, скрипнув кожей воротника, под тонким пуловером качнулся Христос на якорном канате цепочки – Виктор Олегович перевел «что-то» из периферического поля зрения в фокусное и похолодел от страха. Обычно, начиная от троллейбусной остановки и дальше, в сторону МАДИ, уткунувшись носами в бордюр, стояла кривенькая стайка припаркованных на ночь машин, числом не более dozen. Вместо них Змездин увидел семь искореженных до неузнаваемости автомобилей, то есть было понятно, что раньше это были автомобили, но какие именно понять было никак невозможно. «Что могло превратить их в это месиво?», - со страхом думал Виктор Олегович, рассматривая руины... Зрелище было настолько отвратительным, что Змездин опустил очи долу, тревожная волна оттолкнулась от сердца и устремилась вниз, сковывая ноги холодными цепями ужаса. На асфальте лежал его любимый дайсё-но косимоно – настоящий, без дураков японский меч, подаренный друзьями на тридцатилетие Виктора Олеговича. Меч находился в плачевном состоянии - он был весь исцарапан, на лезвии виднелись глубокие зазубрины, а кончик клинка и вовсе отсутствовал. В пароксизме ужаса Змездин понял, что это крошево - дело его собственных рук. Потом Виктор Олегович вспомнил все от начала до конца и охуел...

На работе засиделись за полночь, нарезались, конечно, капитально – мужики поголовно в говно, из женщин многие были на ногах. К пол-первому дамы засобирались домой, чувствуя, что праздник окончен. Выходили одинаково - в левых руках цветы и подарки, на правых висели обмякшие кормильцы, дальше начиналось классовое расслоение – те, что победнее, увлекали мертвые тела к эскалаторам метрополитена, женщины с достатком просовывали своих в салоны пойманных частников. Пока Виктор Олегович думал, пихнуть или не пихнуть молоденькой Аллочке из юридического отдела, она сука упорхнула, потрещав по мобильному с каким-то невидимым ёбарем. «Ну и хуй с тобой», - подумал Змездин, тоже поймал машину и поехал домой...

Дома, не раздеваясь, Виктор Олегович плеснул себе в стакан холодной водки, открыл банку пива и включил компьютер – интересно, как там наши поздравляют дам с праздником - home page была настроена на talk board. Последнее сообщение было от какого-то неизвестного, справа от странной темы стоял крестик, и любопытный Змездин кликнул на голубую фразу. Выделенка стремительно сплошь засыпала правый frame черными буковками. «Нихуя себе объем! Опять какой-нибудь баян скопировали», - устало подумал Виктор Олегович и попытался одним махом понять откуда. Блядь, нихуя не понятно, придется собирать себя в кулак и читать первый абзац...

Скурив полторы пачки сигарет и в шестой раз дочитав текст до конца, в три часа семнадцать минут по московскому времени Змездин понял, что это – ПИЗДЕЦ. «Как же прет этого новенького? Но с чего, вот вопрос! С чего?» Виктор Олегович всегда исповедовал философию в-жизни-нужно-все-попробовать, при этом считал себя человеком широких взглядов, ну уж, по крайней мере, неквадратным парнем, не чурался алкоголя и даже иногда покуривал травку. Но никогда, ни с какой травы его не перло так, как этого нового чувака. Надо отдать должное Змездину, человеком он был далеко не глупым и еще более – решительным, любому сложному жизненному явлению или событию он умел моментально находить простое и понятное объяснение. Да собственно говоря, именно за это его и держали на такой высокой должности на полном соцпакете – тринадцатая, bonus, полнейшая страховка плюс бензин за счет конторы. Как всегда на решение проблемы ушло всего несколько минут, и Виктор Олегович довольно усмехнулся, лишний раз убедившись, что не зря ест свой хлеб с маслом. «Грибы! Вот в чем все дело! В грибах! Чувачок-то грибы хезает! Вот сучонок-малолетка! Но смелый, гад...»

Три недели назад к Змездину в гости заезжал его старинный приятель, ныне восходящий газовый олигарх Епифан Батраков, подсевший на грибы в Амстердаме, куда он теперь мотался чуть не каждую неделю. В последний заезд ему каким-то чудом удалось проконтрабасить через Шеремугу крохотную щепотку самых наикрутейших псилоцибов, именно с ними-то и приехал к Виктору Олеговичу старый друг. В тот раз Змездин грибов убоялся, ограничившись обычной голландкой, но он хорошо запомнил, как причудливо глючило Епифана с пол-щепотки. Вторую половину Змездин, будучи человеком практическим, на всякий случай завернул в страницу, вырванную из журнала Максим, и сунул бумажку в банку с гречневой крупой, по жестяному боку банки слева-направо-сниззу-вверх шли крупные черные буквы – sugar. Теперь банка была торжественно извлечена на свет и стояла посередь круглого кухонного стола в праздничных лучах всех девяти галогеновых ламп. Виктор Олегович развернул бумажку, ссыпал темно-коричневую массу в ладонь и отправил содержимое в рот, зачем-то высоко запрокинув голову, после этого он минуты две подержал споры во рту, то перемалывая их крепкими резцами, то пуская от одной щеки к другой, пока во рту не образовалась сладковатая кашица. Проглотив грибы, Змездин запил их минеральной водой, уселся в кожаное угловое кресло и принялся ждать...

Ничего не происходило, только веки стали наливаться свинцом, Виктора Олеговича неудержимо тянуло в сон, он взгянул на часы. «Немудрено!» Стрелки показывали пол-пятого утра. Змездин привык все доводить до конца, поэтому он изо всех сил таращил на свет мутные глаза, борясь с накопившейся за долгие сутки усталостью и не давая векам сомкнуться. Виктор Олегович бодрился, твердя себе: «Вот увижу первый глюк и спать», но он понимал, что природа все равно свое возьмет. Он смотрел на голубые шарики галогенок и понимал, что слипшиеся ресницы удваивают их количество. Шарики мягко светили голубым светом и Змездин подумал, что никогда в обычном состоянии не подобрал бы такого краткого и емкого описания простой галогеновой лампы. «Прикольно! Все-таки грибы жрал тот чертяка из конфы» - под потолком явно висели восемнадцать голубых шариков. Не дождавшись глюков, Виктор Олегович стал погружаться в сон, веки еще сблизились, и шариков стало тридцать шесть, они плодились и плодились и вскоре заняли все пространство потолка. Они стекали с потолка вниз по стенам плотным потоком так, что стены, казалось, тоже состоят из голубых шариков. Шарики медленно стекали вниз по мебели, они наполняли мойку, прилипали к холодильнику, оседали на табуретках и кухонных креслах и вскоре заполнили все пространство кухни. Тут Змездин понял, что нихуя он не спит, а видит самый что ни на есть настоящий грибной глюк – за окном плотной голубой завесой висели шарики величиной с кулак. Виктора Олеговича осенило...

«Грибы! Грибы ты жрешь, сука! Но я тебя уем! Все эти твои красивые картинки будут сосать, не нагибаясь - и плюмажи и эта-как-ее-забыл хуйня с собольей оторочкой – все это просто шарики, ты не увидел сути, браток, не увидел шариков, а увидел лишь их отражение в своем мозгу... Ты понял, говнюк? О-тра-же-ни-е! Весь мир состоит из простых голубых шариков, а каждый по-своему отражает их в своем сознании... Ебааааааать! Да как же я раньше этого не понял! Просто голубые шарики! Ну я сейчас им напишу, вот они охуеют... Да я даже объяснять ничего не буду, просто напишу в теме сообщения «голубые шарики», и они все сразу поймут, они всЁ сразу поймут... Пиздеееееец! Голубые шарики! Так просто! Как все гениальное!..»

Виктор Олегович услышал, как за окном протяжно сработала сирена чьей-то сигнализации, после - другая свистнула три раза подряд, потом все стихло. Через некоторое время сработала еще одна, совсем уж странная, она походила на стремительный цокот конских копыт по мостовой. «Ну и сигналки пошли»,- полумал Змездин и выглянул в окно, зная, что теперь-то его уже не обмануть отражениями, он сразу увидит суть вещей - вместо гранитного Тельмана и машин со странными сиренами он увидит только голубые шарики, простые и красивые голубые шарики. Но увиденное им, превзошло все ожидания – со всех сторон площадь была окружена голубыми шариками, по границе квадрата стояли конные и пешие войска в нарядных старинных мундирах, на площадь на белом коне въезжал серый всадник с красной грудью, на его чуднОй шапке горела звезда, а сбоку прямо на него безумным галопом неслась черная кобыла с тряпичной куклой седока...

«Че за хуйня? Че за?.. Хуйня? Хуйня! Блядь! Да ведь все это на самом деле! Все, что написал тот хуй в нашей конфе – правда! Какой же я мудак! Как я раньше не догадался! Эх, блядь, Государя-то уже не спасти – третий этаж, пока спущусь, пока добегу до площади! Прыгнуть в окно? Один хуй - ноги поломаю, не добежать. Скотина я! Мразь! Подонок! ДА КАКИЕ НАХУЙ ШАРИКИ! Вот она – ПРАВДА! Будь прокляты эти грибы! Ебись они конем! Да ебись оно все конем! Хоть Императора уже не спасу, зато отомщу гадам, вознесу месть, получат твари по заслугам, воздам им кровавую мзду, хоть частично возмещу утрату, возмещу, воз... Воз... Возмездие. Возмездие! ВОЗМЕЗДИЕ! В.О. Змездин! Возмездин! Я же наречен! Избран принести возмездие нечистым!»

Виктор Олегович схватил со стены самурайский меч и молнией выскочил на улицу, гранитный Тельман разжал кулак и черным пальцем указал на стан врагов... Саму битву он помнил плохо - какие-то кровавые сполохи, жалобное ржание покалеченных животных, голубые глаза француза, придавленного обезглавленным каурым жеребцом, треск перерубаемых сухожилий, гранитный звон копыт, клочья конской шерсти прилипли к окровавленному клинку, иссиня-вороной закованный в броню конь с грохотом валится под тевтонцем, клинок застревает в горящей пасти итальянского иноходца, Змездин резко дергает вниз – острие остается в страшной пасти, один взмах, другой, третий - с хрустом ломается хребет мохнатого английского тяжеловоза. Последнее, что запомнил Виктор Олегович – это гром сотен тысяч копыт шведов, спешащих ему на помощь...

Змездин встал на негнущиеся ноги, с трудом прошел сто пятьдесят шесть шагов до подъезда, чтобы в последний раз взглянуть на свою красавицу. Сердце его упало – порубленная в капусту вороная Аэра грязной горкой лежала вдоль бордюра...